Мятежная - Страница 20

Еще через минуту они уже плескались в воде, утопив все гримировальные принадлежности. Спасательную куртку они собирались попозже вернуть на место — положить в ящик в подвале школы искусств.

— Я серьезно говорю, Тэлли, — сказала Шэй, как только они вошли в воду. — Нос у тебя совсем не уродливый. И глаза твои мне тоже нравятся.

— Мои глаза? Ну это уже просто полный бред. Они же… ну, как говорится, слишком близко посажены.

— Кто это говорит?

— Биология.

Шэй набрала в пригоршню воды и плеснула на Тэлли.

— Ты же не веришь во всю эту дребедень, правда? В то, что существует только одна разновидность внешности и что все запрограммированы с этим соглашаться?

— При чем тут «веришь» или «не веришь», Шэй! Это просто все знают, вот и все. Они выглядят… чудесно.

— Они все на одно лицо!

— Мне тоже так казалось. Но когда мы с Перисом пробирались в Нью-Красотаун, мы их там много повидали и поняли, что красивые выглядят по-разному. Каждый выглядит по-своему, просто различия более тонкие, потому что они — не уроды.

— И мы не уроды, Тэлли. Мы — нормальные. Пусть мы не писаные красавицы, но, по крайней мере, мы — не куклы Барби, у которых нет ничегошеньки своего.

— Что это еще за куклы?

Шэй отвела взгляд.

— Мне про них Дэвид рассказывал.

— Блеск. Опять Дэвид.

Тэлли оттолкнулась ступнями от дна и поплыла на спине, глядя на небо и желая, чтобы этот разговор поскорее закончился. Они еще несколько раз побывали на руинах, и Шэй всякий раз настаивала на своем и зажигала фальшфейер, но Дэвид так ни разу и не показался. Тэлли становилось здорово не по себе из-за того, что они в мертвом городе поджидали, соизволит ли явиться какой-то парень, которого, может, и на свете-то нет. Да, осматривать руины было очень классно, но Тэлли уже начало казаться, что Шэй просто чокнулась на этом Дэвиде, и поэтому от вылазок на руины она получала все меньше и меньше радости.

— Он существует. И я с ним не один раз встречалась.

— Хорошо, Шэй. Дэвид существует. Он реален. Но точно так же реально уродство. И тут ничего не изменить одним своим желанием или тем, что ты станешь себе твердить: «Я — красотка!» Поэтому-то и придумали операцию.

— Но это обман, Тэлли. Всю свою жизнь ты видела красивые лица. Твои родители, твои учителя — все, кто старше шестнадцати. Но ты не родилась с этим ожиданием, что тебя все время будут окружать сплошные красавцы. Тебе вбили в голову мысль о том, что все прочее — уродство. Тебя так запрограммировали.

— Это не программирование, это естественная реакция. И, что гораздо важнее, это справедливо. В прошлом все происходило как попало. Одни рождались более или менее красивыми, а другие оставались уродцами на всю жизнь. А теперь уродливы все… пока не похорошеют. Неудачников нет.

Шэй немного помолчала и сказала:

— Неудачники есть, Тэлли.

Тэлли поежилась. Все знали про «пожизненных уродов» — тех немногих, у кого операция прошла неудачно. Они редко попадались на глаза. Им разрешалось появляться на публике, но многие предпочитали уединение. А кто бы не предпочел на их месте? Юные уродцы выглядели так себе, но они хотя бы были молоды. А вот старые уроды — нет, это было что-то неописуемое.

— Ты про это? Ты боишься, что операция пройдет неудачно? Глупости, Шэй. С тобой все нормально. Через две недели будешь такой же красоткой, как все.

— Я не хочу быть красоткой.

Тэлли вздохнула. Начинай сказку сначала…

— Меня тошнит от этого города, — не унималась Шэй. — Меня тошнит от правил и запретов. Меньше всего на свете мне хочется стать пустоголовой новоявленной красотулькой и круглые сутки плясать на балу.

— Да перестань, Шэй. Они занимаются тем же самым, что и мы: прыгают с высоты в спасательных куртках, катаются на скайбордах, запускают фейерверки. Только им ничего не надо делать тайком.

— Да у них просто воображения не хватит, чтобы что-то сделать тайком!

— Послушай, Худышка, я с тобой согласна, — резко выговорила Тэлли. — Шалости, фокусы — это все прикольно. Я разве против? Нарушать правила, безобразничать — это классно.

— Но наступает время, когда приходится делать что-то еще, а не просто быть хитрой маленькой уродкой.

— Ага, например, стать занудной и тупой красотулькой?

— Нет, например, повзрослеть. Ты никогда не задумывалась о том, что, когда ты становишься красивой, тебе, может быть, перестают быть нужными всякие фокусы, обманы и хулиганство? Может быть, только из-за уродства уродцы всегда дерутся и подкалывают друг дружку — потому что они сами себе не рады. А я прежде всего хочу радоваться и выглядеть как нормальный человек.

— А мне не страшно выглядеть так, как я выгляжу, Тэлли.

— Может, и нет. Но ты боишься взрослеть!

Шэй ничего не ответила. Тэлли молча плыла и смотрела на небо. Она так злилась, что даже не замечала облаков. Ей хотелось стать красивой, хотелось снова увидеть Периса. Ей казалось, что прошла целая вечность с той ночи, когда она разговаривала с ним, — да и вообще, если на то пошло, с кем-нибудь еще, кроме Шэй. Ей до смерти надоело все уродское, и она ужасно хотела, чтобы все это поскорее закончилось.

Через минуту она услышала ритмичные всплески. Шэй поплыла к берегу.

ПОСЛЕДНЯЯ ШАЛОСТЬ

Странно, но Тэлли почему-то загрустила. Она поняла, что будет тосковать по этому виду из окна.

Последние четыре года она то и дело смотрела из окна на Нью-Красотаун, и ей хотелось только одного: оказаться на другом берегу реки и никогда не возвращаться обратно. Вот почему, наверное, ее так часто подмывало вылезти из окна, чтобы потом любым способом подобраться поближе к красоткам и красавцам и тайком понаблюдать за жизнью, ожидающей ее в будущем.